Ее худший кошмар - Страница 12

— Значит, ты будешь вечно твердить, что в Хиллтопе мне не место? Или что-то вроде того, что ты сказал на заправке?

Он не извинился.

— Ты здесь чужая.

У местных жителей даже имелось специальное словечко для тех, кто, как она, были родом из других штатов и не могли приспособиться к жизни на Аляске. Она слышала его раньше: «чечако».

— Это дело всей моей жизни!

— Тебе вовсе не нужно изучать психопатов. То, что случилось с тобой, когда тебе было шестнадцать, а затем здесь прошлым летом, внушило тебе такой страх перед мужчинами, что ты больше не в состоянии им доверять. Зачем его усугублять?

— Я могу доверять порядочным людям, — сказала она.

— Но только почему-то не мне. И в этом вся проблема. Я коп и мужчина одновременно, и, что касается тебя, это делает меня плохим парнем.

— Значит, тебе даже не хочется разговаривать со мной при встрече?

— Ты знаешь, чего мне хочется.

— Я не справлюсь с романтическими отношениями.

— Справишься. Пора оставить в прошлом все, что случилось с тобой.

Как ей хотелось, чтобы он был прав. Часть ее по-прежнему жаждала быть с ним рядом. Летом она оборвала их отношения вовсе не потому, что он ее не интересовал. Просто в том, что касалось Джаспера, она считала, что должна быть предельно откровенной относительного своего душевного состояния.

— Три дня изнасилований и пыток оставляют след, который не проходит даже со временем. А прошлым летом, когда меня снова похитили, это… это просто вернуло меня к самому началу. Она провела пальцем по толстому рубцу на шее.

— Ты ни разу не пожалела, что порвала со мной?

Иногда жалела, но иногда испытывала облегчение. Она едва не призналась ему, что буквально разрывалась пополам, однако знала: это вряд ли пойдет им обоим на пользу. Ради него она должна сохранять твердость.

— Нет, я поступила правильно.

Амарок.

— Хорошо, больше не стану ни о чем тебя спрашивать.

— Спасибо. — На протяжении многих лет она отпугнула от себя не одного мужчину. Если кто-то ее волновал, она нарочно делала все для того, чтобы это не вылилось в романтические отношения. Свое упрямство она оправдывала тем, что якобы поступает так ради их же блага, оберегая их от разочарования и душевных травм. Но она знала: в конечном счете она оберегает себя.

Амарок подобрался к ней ближе, чем кто-либо другой. Какое-то время ей казалось, что с его помощью она сможет преодолеть прошлое. Но затем снова появился Джаспер и… Но сколь бы сильно подчас ей ни хотелось мужчину, особенно Амарока, страх неизменно брал над ней верх.

Эвелин подняла бокал, чтобы он подлил ей вина. Коль им не светит заняться любовью, то почему бы им по крайней мере не напиться?

— Зачем он это сделал? — спросил он. — Какое ему удовольствие от того, что он тебя мучил? Или если не тебя, то кого-то еще?

Она тотчас вспомнила первый случай. Все эти годы она старательно подавляла в себе любую память о тех трех днях, когда ей было шестнадцать, но после прошлого лета делать это было все труднее. Воспоминания и связанные с ними эмоции как будто вновь всплыли на поверхность.

— Он был садистом. А садист получает сексуальное удовольствие, делая больно другим.

— Это клиническое определение.

— Тебе его мало?

— Ты знала этого парня.

Она допила остаток вина. Они говорили об этом и раньше, но вопрос оставался и останется до тех пор, пока ее исследование или кто-то другой не даст ответ.

Зачем? Этот вопрос мучил всех и в первую очередь — ее.

— Не могу объяснить, даже после всех моих исследований. Честное слово. Это, кстати, тоже часть проблемы.

— Ты любила его. Ты сама это говорила.

— Любила. Что еще хуже, я думала, что он любит меня. Но он был неспособен на истинные чувства.

Амарок подлил ей вина.

— Если он хотел убить тебя, почему он не сделал это в самом начале? Зачем притворялся?

— До того момента он, вероятно, только фантазировал об убийстве. Еще не переступил черту. Кроме того, это была прелюдия. Возбуждение должно нарастать, это делает кульминацию такой приятной.

Она не собиралась вкладывать в свои слова второй смысл. То же самое она сказала бы почти любому в своем кабинете. Но сейчас ее слова внезапно прозвучали двусмысленно.

На ее счастье, Макита отвлек их обоих: пес подошел, чтобы лизнуть ей руку. Он как будто понял ее боль и предлагал свое сочувствие. Эвелин невольно улыбнулась и почесала ему под ошейником.

Амарок первым нарушил молчание.

— Прошлым летом я хотел спросить, но не стал.

Похоже, ее ждет очередной трудный вопрос. Эвелин сглотнула.

— Какой?

— Ты спала с Джаспером до того, как это случилось?

— Да. Он не насиловал меня, не было необходимости. — Еще одна причина, почему поведение Джаспера было в ее глазах предательством. Она была готова отдать ему все — не только девственность, но и сердце.

— Это мне неприятней всего, — сказал он и поморщился.

Чувствуя, что снова озябла, она поправила плед.

— Боюсь, я плохо тебя поняла.

— Он взял все то, что, по идее, должно доставлять радость, и извратил, превратил в боль и пытку.

Амарок повернулся к ней. На этот раз Эвелин не отвела глаз. Ладно. Пусть рассматривает, если хочет, пусть увидит в ней все, что он надеялся увидеть, а также то, благодаря чему наверняка поймет: несмотря на их последний разговор, ничего не изменилось.

Да, она отстранилась, но он по-прежнему возбуждал ее, несмотря на ее страхи и шрамы.

— Твой единственный сексуальный опыт состоялся с тем, кто намеренно разрушил твое доверие, кто в течение трех дней насиловал и мучил тебя, — добавил он с отвращением.