Ее худший кошмар - Страница 32

В доме явно побывал гость. В старой керамической вазе увядала роза. Вряд ли Даниэль стала бы заботиться о подобном украшении стола, не желай она порадовать гостя или произвести на него впечатление. Это явно был кто-то, с кем ей очень хотелось встретиться. Иными словами, все указывало на любовное свидание.

— Кого же ты пригласила? — пробормотал Амарок. Осторожно, чтобы случайно ничего не коснуться, он прошел в гостиную и глянул на фотографию на старом телевизоре. На ней была изображена Даниэль с тремя другими смеющимися девушками. Фото явно было сделано на Хэллоуин — все четверо были в маскарадных костюмах и с бокалами в руках.

Амарок надеялся, что ближайший сосед Даниэль, Ллойд Хадсон, сможет сообщить ему, с кем она была накануне своего исчезновения. Тогда ему будет, с чего начать расследование. Ллойд был летчиком и жил один. В теплое время года он перевозил охотников и рыбаков в отдаленные уголки штата, зимой же сидел без дела. Вполне возможно, что он был дома, когда здесь развлекалась Даниэль, и мог что-то слышать или даже видеть.

Увы, в данный момент Ллойда дома не было. Амарок уже проверил.

В отличие от кухни и гостиной, в спальне и ванной хозяйка дома не стала наводить чистоту, из чего Амарок вновь сделал вывод, что Даниэль готовилась к приему какого-то особого гостя… В ванной он обратил внимание на то, что косметика была разложена на стойке. Зубная щетка стояла на краешке раковины, но была совершенно сухая, то есть Даниэль сегодня утром ею явно не пользовалась.

Большинство женщин берут с собой туалетные принадлежности, даже если отправляются куда-то всего на одну ночь — еще одно свидетельство того, что Даниэль никуда не собиралась уезжать. Это же подтвердило и наличие ее сумочки. Амарок обнаружил ее в спальне на тумбочке.

— Черт! — пробормотал он, натягивая пару латексных перчаток, которые предусмотрительно захватил с собой. В бумажнике нашлось около двадцати долларов и банковская карта. Кроме денег, на дне сумочки лежала дешевая бижутерия, губная помада, расческа, несколько купонов на скидки, целая горсть презервативов и записная книжка, заполненная мужскими именами. Майк, Джон, Билл, Большой Джим, Тим. Около тридцати таких имен, и к каждому имелась приписка: «Смешные 3 … Крепкие 5 … Жалкие 4 … Возможно, 3.5 … Прилично — 6».

Что это?

Возможно, он понял бы, не будь подобных записей такое множество. Но последние три месяца были заполнены одним и тем же. Почти каждый день имелась по крайней мере одна запись, а в некоторые дни — целых пять или шесть. Некоторые имена повторялись, не слишком часто и без какой-либо закономерности. Амарок все еще гадал, что фиксировала Даниэль в своем дневнике, как вдруг под одним мужским именем ему бросилась в глаза подпись: «Целых 8 дюймов!!!»

Восклицательные знаки и презервативы — и все тотчас стало ясно.

* * *

Хьюго был молчаливее, чем обычно. Он сидел по другую сторону стеклянной перегородки и барабанил по столу, как будто слушал музыку, звучавшую у него в голове.

— Хьюго? — обратилась к нему Эвелин. — Вы будете мне отвечать?

Ритмичное постукивание прекратилось.

— Я же пытался вам сказать.

— Что именно?

Он бросил взгляд на камеру и ничего не ответил.

— Вы больше не хотите мне помогать?

Хьюго внезапно вскочил — с такой быстротой, что стул, на котором он сидел, упал, — и, прежде чем подойти к стеклянной перегородке, бросил на Эвелин сердитый взгляд.

— Как я могу вам помочь, если вы мне не доверяете?

Но как можно доверять тому, кто убил пятнадцать женщин? Просто смешно, но его раздражала неспособность Эвелин забыть этот факт. Впрочем, это так типично для психопатов — считать свои прошлые преступления не заслуживающей внимания мелочью, а ужас окружающих перед ними — неоправданным преувеличением. Они с легкостью прощают себе совершенное ими убийство, как обычные люди, не задумываясь, прощают собственную невнимательность к друзьям. А еще они обожают выставлять себя в роли мучеников.

Эвелин не могла забыть запись беседы с Дианой Даунз, психопаткой, убившей троих своих маленьких детей только потому, что те были для нее помехой в очередном любовном приключении. Когда же ей задали вопрос о погибших детях, она сказала, что они еще «счастливчики» по сравнению с ней, ведь она терпела такую адскую боль от огнестрельной раны в руку, которую сама себе нанесла.

— Вы должны понимать, что я не могу никому доверять, — ответила Эвелин. — И вы знаете почему.

— В таком случае мне лучше вернуться в камеру. — Он направился к двери, ожидая, что встретит там охранников, которые привели его сюда, но Эвелин его остановила:

— Вы знали Лоррейн, Хьюго?

Он оглянулся, и его брови сошлись в одну прямую линию.

— Конечно знал. Она работала на кухне. Я видел ее практически каждый день. А как вы думаете, почему я так расстроен? Или вы считаете, что я совсем бесчувственный? Что мне наплевать, что она погибла? Она была очень добрая. Добрее почти всех вокруг.

Эвелин знала: он не способен на сочувствие к окружающим, поэтому его слова стали для нее неожиданностью. Его горе казалось абсолютно искренним. Хотя психопаты имеют чисто умозрительное представление об эмоциях — и даже порой умеют подражать чувствам других людей, из-за чего бывает трудно диагностировать их специфическую эмоциональную холодность, — они часто пытаются вызвать в себе нормальную реакцию на некоторые стимулы. Порой, рассказывая о своих прошлых преступлениях, они смеются и становятся серьезными, только когда их слушатель намекает им на недостойный характер их поведения. Или же начинают с того, что якобы сожалеют или раскаиваются в совершенном, и тут же усмехаются, вспоминая «дурацкое» выражение лица своей жертвы. Как бы сложно ни было это понять и принять обычному человеку, но множество исследований подтверждает практически полное отсутствие у психопатов способности к эмпатии. Эвелин сама проводила подобные исследования. Истинные психопаты настолько эгоцентричны, что единственное горе, которое они способны испытать, — это горе из-за утраты чего-то, им принадлежащего.