— У них там были презервативы — целая миска. Но у нее на руке был противозачаточный пластырь — чтобы все видели. Так что многие не заморачивались с резинками.
Еще одно доказательство ее склонности к риску, к адреналину. Противозачаточный пластырь не убережет вас от триппера или СПИДа.
— А ты?
— Нет, я надел. Не хватало мне принести домой жене какую-нибудь дрянь, особенно после того, как услышал, что она пошутила, что трахается как драная кошка с заключенными Ганноверского дома.
— Она об этом пошутила?
— Она сказала, что никто из нас не годится им даже в подметки.
Ганноверский дом. Опять. Для Амарока тот был сродни злокачественной опухоли.
— Эти люди сидят за решеткой, Арчи. Она не сказала, каким образом ей удается проводить с ними время?
— Должно быть, не без помощи охранников. Те явно были рады ей посодействовать. Один даже добавил, что заключенные готовы на что угодно ради перепихона с Даниэль.
— Ты случаем не помнишь имена этих охранников?
— Куш. Одного точно звали Куш. Другого не помню. Или, может, он не называл себя. Он явно был пришлый, не из местных.
Амарок положил руки на руль.
— Есть еще что-то такое, что я должен знать? — спросил он у Арчи.
Тот покачал головой.
— Это был быстрый трах. Раз-два, и все. Правда…
Амарок посмотрел на него, ожидая, что он скажет дальше.
— Правда, до того, как дать мне, она… измерила мой член. Сказала, что ее мечта — трахнуться с самым большим членом всей Аляски.
— Она так и сказала?
— У нее напрочь отсутствует стыд. Я же был пьян, и мне очень хотелось.
Амарок достал из конверта, лежавшего между ними, фотографию.
— Мы нашли еще одну часть тела — руку. Тебе она случайно не знакома?
— Вряд ли я ее узнаю… — начал было Арчи, но стоило ему увидеть фото, как он тотчас умолк. Затем открыл дверь пикапа и высунул на улицу голову, словно боялся, что его вот-вот вырвет.
— Тебе часом не дурно? — спросил Амарок.
Похоже, Арчи справился с тошнотой, но дверь на всякий случай оставил открытой, как будто был готов в любую минуту выскочить из машины, лишь бы не видеть это жуткой картинки.
— Нет. Но это точно ее рука. У нее на ногтях был точно такой же бордовый лак, когда она… когда она приложила ко мне линейку.
Эвелин действовала на чистом адреналине. Она не разговаривала ни с Фицпатриком, ни с Пенни, ни с кем из своих коллег, по крайней мере, в течение трех часов после того, как оставила их в административном корпусе, и лишь поддерживала радиосвязь с Феррисом. Вертолет благополучно сел на крышу, после чего полетел вместе с Хьюго в Анкоридж. В лучшем случае его доставят туда минут через десять, в худшем — через двадцать-тридцать. Впрочем, Эвелин с трудом представляла себе, как он протянет еще хотя бы четверть часа с застрявшим в груди самодельным ножом. Сердечная тампонада, если таковая имела место, оказывала дополнительное давление на мускулатуру сердца.
Оставалось лишь надеяться, что он все же выживет — ради себя и ради нее. В комнату для допросов номер шесть, которую Эвелин мерила шагами в надежде успокоить нервы, сунул голову охранник Эмилио Куш.
— Где он? — спросила она, как только до нее дошло, что Куш один, хотя, по идее, должен был доставить к ней Энтони Гарзу.
Куш шагнул внутрь. Эвелин встретила его посередине комнаты.
— После недавнего нападения я… — Он попереминался с ноги на ногу. — …Я подумал, что должен поставить доктора Фицпатрика в известность о том, что вы запланировали на сегодня сеанс с Гарзой.
— Вы подумали?
С каких это пор ее приказы обсуждаются с Фицпатриком или кем-то еще из врачей? Или Фицпатрик поручил охране докладывать ему обо всех ее действиях? Или это личная инициатива самого Куша?
Тот поспешил закончить свою фразу:
— Гарза самый опасный из всех заключенных. И вообще, после того, как утром он пырнул ножом Хьюго Эвански, его заперли в одиночной камере. Его выпустят оттуда не раньше, чем через месяц. Фицпатрик считает, что он не должен ни с кем общаться, тем более с вами, потому что именно этого ему больше всего не хочется.
— И вы, я смотрю, с ним согласны? — Эвелин с вызовом сложила руки на груди.
Куш, в свою очередь, повысил голос.
— Этому мерзавцу требуется хороший урок, доктор Тэлбот. Он должен понять, что здесь не потерпят такое поведение.
— Поэтому вы сочли своим долгом пойти к Фицпатрику вместо того, чтобы выполнить мою просьбу?
Куш смущенно закашлялся.
— Извините, но… в мои обязанности входит охранять вас и всех остальных, кто здесь работает.
— Но только не путем нарушения субординации, — заметила Эвелин.
Не выдержав ее колючего взгляда, надзиратель расправил плечи.
— Мне странно, что после вчерашнего вы еще хотите его видеть.
— Вы боитесь, что со мной что-то случится? А как же плексигласовая перегородка?
— Именно. — В его глазах мелькнул вызов. — Где гарантия, что вы останетесь за ней?
Эвелин стиснула зубы. Куш был главным над горсткой других надзирателей, но никто не давал ему права приказывать ей.
— Мне неприятно это от вас слышать, — сказала она. — Судя по всему, у нас с вами разное понимание того, что входит в ваши обязанности.
— Не понял?
Он явно ошибался, думая, что она допустит его самоуправство.
— Либо вы немедленно приведете ко мне Гарзу, не спрашивая ничьего согласия, либо считайте, что вы уволены. Я не потерплю неисполнения моих распоряжений, офицер Куш. Особенно сейчас, когда мы переживаем такой нелегкий во всех отношениях момент.