— В один прекрасный день вы увидите, на что я способен, — угрожающе процедил он сквозь зубы. Ей тотчас вспомнился Джаспер. «Лежи тихо, иначе я порежу тебя. Ты же не хочешь, чтобы я изуродовал твое хорошенькое личико? Тогда никто не захочет на тебя смотреть, кроме меня».
— Я сказал что-то не то? — съязвил Гарза.
Эвелин заморгала, возвращаясь в настоящее.
— Нет. Но я вне вашей досягаемости. А это самое главное.
— Ничего, у меня еще будет возможность.
Ее замутило. Она была готова в любой момент выскочить в коридор. Нет, ей ни в коем случае нельзя показывать ему свою слабость. Эвелин усилием воли осталась сидеть на стуле, внушая себе, что ей не дурно и не страшно. Она сложила на коленях руки, чтобы он не заметил, как они дрожат.
— Скажите, мистер Гарза, вы надеялись добавить Хьюго в длинный список ваших побед?
Вдруг он подкатил к Хьюго в тюремном дворе, а тот послал его подальше? И то, что случилось дальше, никак не связано с Фицпатриком? Что, если это одно большое совпадение? Впрочем, это не объясняет, откуда взялся приказ с ее подделанной подписью.
— Попроси он отсосать у меня, я бы ему дал. С другой стороны, я бы дал любому, — усмехнулся Гарза.
В силу специфики своей работы Эвелин слышала вещи и похуже. Такие, какие лучше не слышать. Грубые и омерзительные донельзя. Но она научилась не показывать виду. Иначе они будут нести эти гадости без конца. Сегодняшний их разговор — это зондирование почвы. Гарза собирал свой арсенал для будущей схватки, она — свой.
— Наверно, делать такое предложение Хьюго пока рановато, — сказала она. — Скажите, вы вообще знакомы друг с другом?
Гарза почесал голову — непростая задача, если вы в наручниках.
— Я слышал, как он хвастал, что лапал и целовал вас. С меня этого достаточно.
— То есть вы пырнули его по причине ревности? Мне казалось, вы пытались наказать меня за то, что я перевела вас сюда, выставив меня в глупом виде.
— Вы доктор. Ваше дело вычислять мои мотивы.
В надежде заполучить хотя бы крупицу полезной информации Эвелин поднялась со стула и подошла к перегородке.
— Что вы думаете о докторе Фицпатрике? — спросила она, понизив голос, чтобы ее не услышал тот, кому захочется посмотреть видеозапись их беседы.
— О ком? — Гарза тоже поднялся и подошел к ней как можно ближе.
Ага, вот это ей и нужно. Значит, можно продолжать.
— О Фицпатрике.
— Первый раз о нем слышу.
— С вами не беседовал никто из других докторов?
— Только один, тощий и длинный, который считает, что он господь бог.
— Это и есть Фицпатрик, — кисло сказала Эвелин.
— Но ведь вы сказали, что мой врач — вы. Не знаю даже, почему мне пришлось иметь с ним дело. Труп ходячий, честное слово.
Она не стала комментировать это сравнение, хотя ей и было понятно, откуда оно у Гарзы.
— Скажите, а доктор Фицпатрик или кто-то еще случайно не упоминал Хьюго? Не пытался привлечь к нему ваше внимание? Настроить вас против него?
Гарза прислонился к перегородке.
— Вы хотите сказать, что не доверяете собственным сотрудникам?
— Я хочу сказать, что они могли ненароком, не отдавая себе в этом отчета, создать для вас потенциальную жертву. Должна же быть какая-то причина, по которой вы напали именно на Хьюго, а не на кого-то еще.
— Я же сказал, что я пырнул его из-за вас, — с этими словами Гарза, похабно постанывая, поцеловал перегородку, как будто целовал Эвелин, и даже потерся о перегородку пахом. — Любой, кто тронет вас даже пальцем — мертвец, — прошептал он, отходя назад.
На перегородке осталась его слюна. Эвелин снова делалась муторно.
— Вы — животное.
— Это точно, — согласился он. — Вы еще будете умолять тюремщиков Колорадо, чтобы они взяли меня назад.
Если честно, она уже пожалела о том, что привезла его сюда. Хуже этого типа только сам сатана.
— Надзиратель, выведите меня отсюда! — рявкнул Гарза и гулко стукнул наручниками по перегородке.
Второго приглашения Кушу не понадобилось. Войдя, он вопрошающе посмотрел на Эвелин. Та кивнула.
Все было не так жутко и страшно, как можно подумать. Я отлично повеселился. Убить кого-то — это довольно забавно.
Альберт ДеСальво, Бостонский Душитель
Хьюго Эвански не умер на операционном столе. Заточенная ручка Энтони Гарзы, застрявшая в его грудине, задела аорту и, как и предположил доктор Бернстайн, вызвала перикардиальную тампонаду. Как сердце Хьюго выдержало под таким давлением — этого никто не мог сказать. Но после пятичасовой операции состояние пациента оценили как «стабильное». Если только ничего не случится, он будет жить и через несколько недель вернется в Ганноверский дом.
Эвелин получила эту информацию ближе к вечеру. У нее тотчас отлегло от души. Впрочем, это вовсе не значило, что все ее проблемы были решены. Наоборот, сейчас, когда было уже поздно и она осталась наедине со своими мыслями, они подобрались еще ближе. Но по крайней мере она задержалась на работе дольше остальных врачей. После того, что сделал Фицпатрик — заявился к Феррису и отметил ее просьбу о встрече с Энтони Гарзой, — ради защиты собственных интересов Эвелин стала приходить на работу раньше и уходить с нее позже.
Хотя с момента их не слишком теплой встречи в ее кабинете она дважды столкнулась с Фицпатриком в коридоре, они избегали встречаться взглядами. Даже не кивнули друг другу. Впрочем, Эвелин была даже рада, что он не заговорил с ней. Прежде чем состоится их следующий разговор, пусть даже примирительный, ей нужно вычислить, кто же подписал от ее имени приказ о переводе Гарзы из одиночной камеры. Она должна точно знать, каково ее положение, чтобы не пасть жертвой собственного гнева или страха, ибо именно по причине гнева или страха она наговорила лишнего. В иные моменты она бывала в ужасе от своих сомнений в Фицпатрике, более того, считала своим долгом перед ним извиниться.