— Интересно, как поступит Дженис, когда узнает, что он тут творил.
— Джэнис?
— Моя начальница в Федеральном управлении тюрем.
— Ты с ней не разговаривала?
— Она в отпуске.
— И когда вернется?
— В следующую среду.
— Да, времени получить ответы на ее возможные вопросы не так уж много.
— Знаю. У меня такое чувство, будто я привязана к бомбе с часовым механизмом. Но есть вещи и поважнее. Разве мы не должны остановить Фицпатрика, если он задумал сбежать? Вдруг на его совести не только секс с Даниэль?
— Как говорят в таких случаях, все может быть.
— Лично я все больше и больше склонна так думать. Не хотелось бы, чтобы он сбежал. Мы должны поймать убийцу — кем бы он ни был. Иначе смерть Лоррейн останется на моей совести. У нас здесь как будто завелся свой Джаспер.
Амарок был бы только рад арестовать Фицпатрика и продержать его под замком, пока они не получат ответы на все их вопросы. Увы, это невозможно. Никаких реальных улик нет.
— Отлично тебя понимаю. Я готов за ним следить, но у меня нет людей. По большому счету, я тут один и ждать помощи не приходится. Но я намерен копать и дальше. Потому что вдруг это все же не он.
— А мне кажется, все указывает на него.
— Я бы не стал так утверждать. Потому что одна вещь не дает мне покоя.
— Что именно?
— Он признался, что в субботу вечером ужинал у Даниэль.
— А значит, последним видел ее живой!
— Но когда он ушел от нее, с ней было все в порядке.
Эвелин передвинула на столе стопку личных дел.
— Откуда тебе это известно?
— Потому что она записала его в свой блокнот! Вряд ли она сделала это, когда он был рядом. Застукай он ее за этим занятием, он бы наверняка отобрал у нее записную книжку.
— Разумно.
— Он крайне удивился, когда я рассказал ему о ее зацикленности на размерах и о том количестве мужчин, с которыми она спала.
— Тем не менее она была убита между субботой и вторником, когда ее руку кто-то подбросил мне в кровать. Он мог вернуться.
— Зачем? Что могло его к этому подтолкнуть? Он считал ее ниже себя. У меня сложилось впечатление, что он лишь потому согласился переспать с ней, что ему отчаянно требовалась женщина. Вряд ли у него возникла потребность так быстро вернуться к ней вновь.
— Может, он потребовал от нее никому не говорить, что они были вместе, и они из-за этого поругались?
Амарок покачал головой. Эта версия противоречила его впечатлению от разговора с Фицпатриком.
— Я не почувствовал в нем злости. Он был уверен, что с ней он просто «выпускает пар». Ты бы его видела! Он оторопел, когда я рассказал ему, что она вытворяла с другими мужчинами. Похоже, он считал, что она в него по уши — влюблена.
— Такой высокомерный тип, как он, — запросто. Но мы не можем его исключать. Хьюго настаивал, что Фицпатрик опасен.
— Хьюго загремел за решетку за то, что задушил пятнадцать женщин. Его слово недорого стоит.
— И все же в этой ситуации он вел себя как настоящий герой, — заявила Эвелин. — Порой границы стираются.
Амарок прекрасно ее понимал.
— Поверь мне, будь у меня возможность арестовать Фицпатрика, я бы это сделал. Но у меня ничего на него нет.
— А как же мое досье? Оно доказывает, что он вел за мной слежку. Разве это не преступление?
— Эта папка позволит разве что взять с него подписку о невыезде, не более того. Ведь он ни разу не угрожал тебе. Ни разу не сделал тебе больно.
Эвелин со вздохом подтолкнула к нему через стол пухлый конверт.
— Тогда посмотри вот на это.
Амарок открыл конверт. Его взору тотчас предстали откровенные фото Даниэль Коннелли, совокупляющейся с каким-то мужчиной.
— Сомневаюсь, что любой мертвец хотел бы оставить такое после себя.
— Вообще-то, учитывая ее зацикленность на сексе, возможно, именно так и было.
— А с кем это она?
— Не узнаешь Хьюго?
— Ты хочешь сказать, его задницу? Нет. А где ты это взяла?
— У Энтони Гарзы.
— Это он пырнул Хьюго? Тот самый мерзавец?
— Да.
Амарок несколько секунд изучал снимки, затем спросил:
— А с какой стати он тебе их отдал?
— Сама удивляюсь. Чудо из чудес. Правда, я смогла кое-что раздобыть по нему и слегка его пошантажировать.
— Отличная работа.
Эвелин улыбнулся.
— Он утверждает, что пырнуть Хьюго его подговорил Куш. А в качестве вознаграждения принес ему эти снимки и восемь шариков кокса.
— Прекрасно. Показания еще одного уважаемого свидетеля.
Сарказм в его голосе не ускользнул от Эвелин.
— Согласна, возможно, показания Гарзы многого не — стоят, — сказала она. — Такой как он может оговорить любого. Но эти снимки — наглядное подтверждение того, что Даниэль обслуживала заключенных.
— Я пошутил. Эти снимки нам пригодятся.
— Кстати, а где Куш? — спросила Эвелин. — Фил сказал мне, что ты арестовал его.
— Я посадил его под замок внизу. Пусть подождет. Затем я отвезу его к себе в участок и там оприходую.
— Он уже что-то рассказал?
— Лишь то, что Даниэль пришла к ним сама и предложила идею.
— К нему и к Петровски? А как насчет Дина Сноудена и Стива Дугалла? Они наверняка были в курсе происходящего. Ведь их имена тоже значатся в блокноте у Даниэль.
— Куш утверждает, что Сноуден и Дугалл никогда не получали никаких денег. Они были просто клиенты.
— Ты хочешь сказать, что они платили за секс с ней?
— По его словам, эти двое прознали, что происходит, и их включили в веселую компанию, чтобы они не проболтались.
— То есть она давала им бесплатно. Но они все равно потеряют работу. — Эвелин была возмущена тем, что столько мужчин из числа надзирателей были вовлечены в это грязное дело. Что еще обидней, ни один из них не доложил ей о том безобразии, что происходило за ее спиной. Слова Амарока лишь укрепили ее в праведном гневе.