«Амарок прав», — подумала Эвелин.
— Думаю, я сумею наскрести денег на его покупку, — сказала она. Тем более что она уже решила продать свой дом. После того как она нашла в постели руку Даниэль, а также после сражения с Уиткомбом и Гарзой в прихожей она все равно не сможет в нем жить. Возможно, его пожелает приобрести кто-нибудь из психологов, которых она наняла вместо Брэнда и Фицпатрика. В зависимости от того, сколько она проживет с Амароком, она сможет сэкономить на ипотечных платежах приличную сумму, которой вполне хватит на приобретение новой машины.
— А что ты посоветуешь купить вместо «бумера»?
— Внедорожник с вместительным багажником был бы самое то.
Они проговорили о машинах всю дорогу. Наконец Амарок подъехал ко входу Ганноверского дома, и она вышла из машины.
— Когда мне за тобой приехать? — спросил он.
— Я позвоню. Ты будешь на работе?
— Да, разнообразия ради.
Эвелин наклонилась, чтобы Амарок мог ее поцеловать, и заодно почесала Макиту за ухом. Такой счастливой она себя еще ни разу не чувствовала. Помахав им обоим на прощанье, она поспешила внутрь. Всем, кто только попадался ей навстречу, она говорила, что, несмотря события предыдущей недели, Ганноверский дом как работал, так и будет продолжать работу.
— Привет! — как только Эвелин вошла в медчасть, поздоровалась с ней Пенни.
— Как дела? — в свою очередь поинтересовалась она у своей помощницы.
— Хорошо, — ответила та. — Вы приедете сегодня вечером за Зигмундом?
— Да. В половину седьмого тебя устроит?
— Да… но мне будет его не хватить.
— Надеюсь, они с Макитой поладят между собой.
Пенни вспыхнула, однако воздержалась от комментариев в ее адрес.
— У вас два сообщения, — деловито сказала она. — Одно от детектива Грина из Юты. Он велел передать вам, что кредитка у него. Не знаю, правда, что это значит.
Впрочем, теперь это уже не актуально, потому что Гарза мертв.
— А второе?
Пенни прикусила губу.
— Дженис Холт из Федерального управления тюрем велела срочно ей перезвонить.
У Эвелин екнуло сердце.
— Она уже вернулась из Новой Зеландии?
— Еще нет. Но, похоже, она проверила голосовую почту или же видела новости, потому что знает про убийства. Судя по голосу, она очень расстроена.
Оптимизм Эвелин дал трещину. Неужели ее программу закроют? Она поспешила к себе в кабинет, сложила на стол папки и уставилась на телефон. Вздохнув для смелости поглубже, она набрала номер.
— Эвелин? — Дженис ответила после первого же гудка.
— Да.
— Что за чертовщина там у вас происходит?
— У нас была… тяжелая неделя, — ответила Эвелин, после чего подробно поведала про убийства, про секс Даниэль с заключенными, про то, что случилось с Фицпатриком, как он расстроился, когда она его отвергла, и как потом это переросло в злость и желание отомстить ей.
— Он уволился? — спросила Джэнис, когда Эвелин закончила свой рассказ.
Эвелин на несколько дюймов задрала юбку, чтобы рассмотреть синяк, который оставил на ее бедре Гленн. Похоже, что лодыжка заживала быстрее.
— Да, еще в пятницу.
— Ну и слава богу.
Эвелин сообщила ей дополнительные подробности: то, как нашла в его кабинете досье на себя, и какие гадости Фицпатрик вытворял во время сеансов с Хьюго. Дженис выслушала ее молча, не перебивая. Эвелин же было страшно прервать свой рассказ — кто знает, что Дженис скажет ей в ответ. Но вот наконец рассказ был закончен. Эвелин вся напряглась.
— Да, вам не позавидуешь. Жутко представить, через что вы прошли, — сказала Дженис.
— Да, в придачу в кошмарной погоде, — пошутила Эвелин.
— И что теперь?
— Я бы хотела заменить Мартина и Тима и продолжить работу. А офицер Феррис позаботится о наборе новых кадров в службу охраны.
— У средств массовой информации настоящий праздник, — задумчиво заметила Дженис.
— Понимаю. Извините, если можете.
— Чего они не понимают, так это что коррупция может иметь место в любой тюрьме.
В окно кабинета заглянул солнечный луч — такая редкость в это время года, что Эвелин невольно подняла голову, чтобы полюбоваться им.
— Верно. Но вот деятельность Фицпатрика наложила темное пятно на всю команду психиатров и психологов.
— Я не видела Фицпатрика в новостях. Кто-нибудь кроме нас двоих в курсе того, что он позволял себе во время сеансов?
Застигнутая врасплох этим вопросом, Эвелин забыла про солнце.
— Нет. Вернее, да. Хьюго, но…
— Хьюго мертв.
— Да. — Разумеется, Амарок тоже знал, но Эвелин предпочла об этом умолчать. Ведь он все равно никому ничего не скажет.
— Вы сказали, что Фицпатрик уничтожил ряд файлов на тюремных компьютерах. Вряд ли они понадобятся кому-то из ваших коллег.
— Они сохранились в облаке…
— Где вряд ли их станет кто-то проверять. Нам нет резона для беспокойства. Мы его не увольняли. Он уволился сам.
— Тоже верно…
— Тогда, с моей точки зрения, вся эта история с Уиткомбом, Кушем и Петровски не имеет никакого отношения ни к вам, ни к вашим коллегам психологам, ни к вашим пациентам. Дисциплину нарушили офицеры охраны, поэтому все вопросы к администрации тюрьмы. Что я и намерена обсудить с начальником службы охраны.
Эвелин открыла было рот, однако так и нашлась, что сказать.
— Феррис должен быть строже со своими кадрами, — продолжала Дженис. — Мы не можем позволить себе негатив в деятельности любой из тюрем, не говоря уже о Ганноверском доме. Передайте ему, что я свяжусь с ним, как только вернусь в Штаты.