Как и в любой тюрьме, вся входящая и исходящая корреспонденция строго контролировалась. Обычно этим занимался кто-то из охраны, но иногда, если на то имелись причины, психиатры тоже совали свою нос в почту. Хотя читать чужие письма было довольно неприятно, Эвелин считала это необходимым злом. Поскольку часто лишь от ее слова зависело, получит кто-то из заключенных менее строгий режим — работу полегче внутри тюрьмы, перевод в камеру с более мягкими условиями содержания или даже условно-досрочное освобождение, — они были горазды изображать улучшение. Вот почему было полезно знать, что они пишут домой. Нет, они, конечно, знали, что их письма читают. Эвелин же всегда поражало, как часто многие при этом пробалтывались и писали то, что думают.
— Было что-нибудь интересное? — спросила она.
— Целая стопка писем Хьюго, которые он написал тебе. Похоже, он не ложился всю ночь.
Эвелин растерянно заморгала. Она никогда не читала почту своих пациентов.
— Ты их прочел?
Рассел расплылся в виноватой улыбке.
— Некоторые. Не удержался. Вообще-то я пришел туда за чем-то еще, но потом увидел их.
— И что в них говорится?
— Он извиняется, что напугал тебя. Говорит, что поддался порыву. Просто хотел поцеловать и больше ничего. И так далее в том же духе. — Рассел с отвращением мотнул головой. Его дряблые щеки тоже качнулись. — Можно подумать, ты ему поверишь.
Может, это безумие с ее стороны, но она ему верила. Более того, она пришла к такому выводу еще до того, как узнала про его письма.
— И каково твое впечатление? — спросила она. — Чего он пытается этим достичь?
— Это ясно как божий день. Он умоляет тебя, чтобы ты оставила его своим пациентом. Он говорит, что больше не будет просить у тебя никаких разговоров наедине. Мол, ему нет в этом необходимости, потому что он уже сказал тебе то, что хотел сказать.
То, что убийца — Фицпатрик? На сегодняшний день это самая его большая ложь.
— А что он тебе сказал? — спросил Рассел, шагнув к ней почти вплотную.
— Ничего особенного, — отмахнулась Эвелин. — Как ты сам сказал, нельзя верить ни единому его слову.
— Так ты мне не скажешь?
Может, и вправду стоит сказать ему то, что Хьюго прошептал ей на ухо. Интересно увидеть его реакцию. Вдруг какая-то малая его часть поверит, что Фицпатрик способен на такие зверства. Но Даниэль и Лоррейн были не просто убиты. Они были разрублены на куски — вовсе не потому, что убийце так было проще спрятать останки. Наоборот — чтобы выставить их напоказ. Это наводило на мысль о конкретном типе убийцы — таком, кому подобные вещи доставляют удовольствие.
Впрочем, не успела она открыть рот, как завыла сирена.
— Черт, — пробормотал Рассел. — Вечно какая-то хрень. Что там у них стряслось?
Причиной последней тревоги был Энтони Гарза. Эвелин молила бога, чтобы на сей раз это было что-то еще, иначе Фицпатрик сделает все для того, чтобы возложить всю ответственность за Гарзу только на ее плечи.
— Сейчас выясню, — сказала Эвелин и поспешила назад в свой кабинет, чтобы позвонить начальнику охраны.
Чтобы дозвониться до Ферриса, ушло несколько минут. К тому моменту сирена умолкла.
— Что случилось? — спросила Эвелин, как только он ей ответил.
— Вам это вряд ли понравится, — ответил Феррис.
У нее в ушах по-прежнему завывала сирена.
— Все равно говорите.
— Энтони Гарза только что пырнул Хьюго Эвански.
Эвелин дрожащей рукой нащупала позади себя стул.
— Это как?
— Заточкой; сделал из ручки стилет.
Она имела в виду другое. Ей было известно, что заключенные мастерили оружие из самых невинных вещей. Они делали заточки даже из зубных щеток.
— Я имею в виду… как они оказались вместе?
— Во время прогулки во дворе.
А вот это уже полная неожиданность! Такое просто не укладывалось в голове! Такого вообще не должно было произойти.
— Надеюсь, Хьюго жив?..
— Пока да. Его везут в санчасть.
Пока?
— Он получил серьезные ранения?
— Трудно сказать. Я его не видел. Но говорят, он потерял много крови.
В голове Эвелин завертелись мысли одна безумней — другой.
— Но Энтони Гарзы не должно было быть во дворе!
Кстати, после нападения на нее и Хьюго тоже. Но затем Эвелин вспомнила, как велела надзирателю вернуть его в камеру. Поскольку сразу после этого она ушла с работы, не дав никаких указаний относительно изменения режима его содержания, охрана решила, что все остается по-старому. Но Гарза? Кто отправил его на прогулку вместе с рядовыми заключенными?
— Почему его выпустили из одиночной камеры? С — момента перевода сюда он постоянно нарушал дисциплину!
— Кто-то отдал распоряжение перевести его из одиночной камеры в общую.
Эвелин вскочила со стула.
— Кто?
— Сейчас уточню. — В трубке воцарилась тишина, которую затем нарушил вздох.
Судя по всему, Феррис был потрясен не меньше, чем она. Эвелин было слышно, как он открывал и закрывает ящики с личными делами. Она представила, как он роется в кипах бумаг, которые легли ему на стол и хранились в его шкафах. Наконец он попросил кого-то помочь ему найти приказ о переводе Гарзы в общую камеру.
Эвелин была вынуждена ждать более четверти часа, но класть трубку она не собиралась.
— Ну все, нашел, — произнес Феррис, когда его голос раздался на другом конце линии.
— Кто подписал приказ?
Феррис прокашлялся.
— Офицер охраны Феррис, я вас слушаю, — подсказала ему Эвелин.
— Извините, доктор Тэлбот, — от Эвелин не скрылось, как изменился его тон.